Письма с Марса. Часть 3. Adamus 412 - Владимир Ручкин

– Ну все, хватит на сегодня, завтра разберусь. – И письма вновь полетели на полку серванта. Только фотография упала на пол обратной стороной с надписью «Это мой дедушка». Она подняла фото и снова посмотрела.

– Кто это?

Потом долго сидела у окна, пока мысли не стали путаться, и она заснула на кухонном диване…

«Вольноопределяющийся»

Утром искупалась под холодным душем, горячей воды не было.

– Чай не дворяне, а точнее уже давно не дворяне, – с усмешкой подумала. Чашка кофе окончательно привела ее в чувство.

На работе с утра, как всегда, демонстрировалась деловая суета. Молодежь носила друг другу папки, листы, чертежи. «Олимп» заседал в кабинете начальника.

– Нет, без меня сегодня! – решила она и пошла к реставраторам. Здесь было тихо, пахло клеем и еще чем-то неуловимо приятным.

– Коленька, мне нужна Ваша помощь, извините что отрываю от работы.

– Перестаньте, Елизавета Ивановна, какие могут быть церемонии. Что там у вас?

– Да вот, шарада какая-то. Вчера получила два письма. На одном заклеен адрес. Нельзя ли отклеить, чтобы узнать обратный адрес?

Коленька – Николай Леонидович, повертел конверт в руках, хмыкнул и пошел в угол к «парилке». Не прошло и пяти минут, как он вернулся.

– Ничего особенного, мездровый клей. А второй конверт что?

– А вот здесь сложнее, письмо из Бразилии. Написано на испанском или португальском.

– Сейчас решим.

Он с кем-то договаривался, уточнял и, наконец, сказал,

– Через пятнадцать минут придет и переведет.

– Очень хорошо. Говорят, что вы физиономист и хорошо разбираетесь в военной форме, поглядите на фото. Кто это и что это?

– Это, это… нужно внимательно разглядеть. Из Бразилии говорите? Странно, это не бразильская форма. А форма эта русской императорской армии времен Первой Мировой войны. Шинель солдатская, ремень должен быть кожаный, на бляхе скорее всего царский орел. Должна быть солдатская фуражка без козырька, но это допустимая вольность. Видно, что фото для себя или родных. Впрочем, такую форму носили и в Белой армии во время Гражданской. Это вольноопределяющийся – погоны с витым кантом. Был такой путь в офицеры – записаться в полк, разумеется имея соответствующие аттестации и, отслужив положенный срок, быть произведенным в младшие офицеры.

Вопрос, Гражданская или Первая Мировая. Если Гражданская, то должен быть шеврон.

– Ах вот он где! Вот, смотрите, краем фотографии срезан. Да это же корниловец, видно плохо, но эту эмблему не спутать с другими. Шеврон в виде щита, вверху надпись – «Корниловцы», в середине эмблема – череп и кости («адамова голова»), под ними два скрещенных меча, был вариант две сабли.

Итак, Вольноопределяющийся Корниловского Ударного Полка. Серьезная была боевая часть, состояла исключительно их офицеров добровольцев. Одним словом, «смертники». А вот в каком именно подразделении сей юноша служил сказать трудно.

Еще что… не из рабочих и крестьян, но это разумеется моя версия. Русский, но лицо, как говорили, «с азиатчиной». Вот скулы, поглядите.

Еще… рано повзрослевший мальчишка, физически крепкий.

А на ладонь то посмотрите! Такие у спортсменов бывают – гребля, особенно бокс или как у сегодняшних каратистов. Взгляд какой-то упорный, я бы сказал «страшненький взгляд», такой не раздумывает, такой действует и если решит убить, убьет. Да, Гражданская… «и пошел брат на брата».

Девушка… скорее невеста, по типу лица не подходит в сестры. Взгляд, такой знаете – страдания очень много, не по возрасту. Волевая девушка, вон губы плотно сжаты и подбородок твердый. Славянский тип… северный, возможно из Петрограда. Скорее всего из «благородных», как тогда принято было говорить.

Да, пожалуй, и все. А вот и переводчик, думаю, остальное узнаете из письма. Вы пройдите в мой кабинет, дело ведь личное.

Henry Tetzlaff в прошлом Родригу.

– Я буду читать медленно, потому что написано от руки и почерк местами неразборчивый.

«Уважаемая сеньера Elizabeth Ivanovna, Вы можете сразу выбросить мое письмо, когда прочтете первые строки. Но я очень надеюсь, что оно попало по адресу. В настоящее время я разыскиваю родственников моего дедушки по его завещанию. Но, наберитесь терпения и выслушайте мою историю. Без нее многое будет непонятно. Я родился и вырос в Бразилии. Но, оказывается я не знал, кто я на самом деле и кто мои настоящие родители.

Я рад, я счастлив был узнать, что у меня были родители, которые меня любили, которые боролись за свободу. Я был счастлив, что нашел себя. Самое прекрасное, что может быть, это знать правду. И знание правды делает нас свободными. Теперь я счастлив в своей свободе. Все это время я рос в неведении, пока мне не исполнилось 18 лет. И в мой день рождения один человек рассказал мне, что меня усыновили. Тогда и началось мое небольшое расследование. Довольно быстро я выяснил свое происхождение. В этом мне помогли мои родственники из Западной Германии, это родственники моей бабушки. Бабушка была из немцев колонистов, приехавших в Бразилию после Первой мировой. Мой дедушка был русским, его фамилия Загряжский имя Владимир. Они поженились, и мой отец взял фамилию бабушки – Tetzlaff. Моими биологическими родителями были Laura Montosha и Kurt Tetzlaff. Моих родителей убили, они были сторонниками левого движения. Их похитили, пытали, а потом убили. Моя мать была беременна, когда ее задержали. Они сначала убили моего отца. А матери дали возможность родить и тоже убили. Меня забрала из приюта супружеская пара из Буэнос-Айрес. Они не знали о моем происхождении, им сказали, что мать отказалась от меня, а они не могли иметь детей, поэтому забрали меня и воспитали. Конечно, я люблю родителей, которые меня воспитали. Но есть большее – это правда, и я хочу ее знать. Я не жертва и сам решу, кого мне любить. Моя жизнь под именем Родригу закончилась. Сейчас я Генрих Тетслафф, по фамилии моего отца. Я переехал в Западную Германию и много узнал о дедушке и бабушке. Когда я ездил во Францию, чтобы узнать о русском дедушке, меня нашел юрист, который занимается делами о наследстве. По завещанию я единственный его наследник по мужской линии и должен распорядиться завещанием. Среди его близких родственников есть две девушки из Франции, и Вы с племянницей. Я хочу, чтобы наследство, каким бы оно не было, было распределено поровну между нами. Такова воля моего дедушки – В. Загряжского. К тому времени, когда Вы получите письмо, я с представителем-юристом и сестрами Сесиль и Мари Селанж будем находиться в Москве для встречи с вашей племянницей или Вами. Подробности при встрече.

HenryTetzlaff.

– Это все письмо. Прошу прошение за стиль перевода, но я посчитал, что дословный перевод важнее.

– Нет, нет и не извиняйтесь, я Вам очень благодарна.

– До свидания Елизавета Ивановна, если еще нужна будет помощь, обращайтесь…

Мысли были уже не здесь. Она думала о том, как обрадовалась бы Саша. Ведь она еще с детских лет искала нечто подобное, читала письма, документы, мечтала о каких-то невозможных встречах, находках…

А мне-то это зачем? Да пропади оно пропадом это наследство! Сгинь в никуда! Вот бы случилось чудо и вместо какого-то наследства появилась Саша.

Господи, да услышь ты меня!..

Время

Прошел год. За это время произошли очень важные события. Сейчас Елизавета Ивановна сидит на кухне в своей московской квартире. Тот же знакомый пейзаж за окном…

После получения тех двух писем события ускорились, «понеслись». Как будто неожиданно заработал какой-то механизм – выпрямились пружинки, завертелись колесики. То состояние страха, непреодолимых дурных предчувствий превратилось в театр гротеска. Казалось всё на небесах и на земле старается причинить ей вред, наказать за что-то. Всё это имело какой-то серый окрас, как будто краски мира потускнели…. И это было доведено до такого абсурда, что все казалось нереальным. Люди были заводными куклами, совершающими гротескные движения, символизирующие работу и игру, любовь и ненависть, философские размышления, героические деяния, веру…

И только одной светлой полосой, было появление Сесиль и Мари…

Тогда, на следующий день, входя в фойе своего института она увидела двух девушек. Сесиль и Мари так звали сестер и с первого взгляда было ясно, кто «главный»…

Она взяла отпуск за свой счет, и они отправились в Ленинград на «родину» их бабушки и дедушки Alexander et Vladimir. Впрочем, она никогда не говорила Ленинград, а просто Питер. Это была светлая и радостная поездка. Девочки были в восторге,

– Смотри Мари!

– Il Neva? (это Нева? фр.)

– Quelest le grand fleuve! (Какая большая река! фр.)

– Tante, vous nous passer dans les caves secrètes du Palais d’Hiver? (Тетушка, вы проведете нас в тайные подвалы Зимнего дворца? фр.)

– Marie, ne flirte pas! (Мари, не кокетничай! фр.)